МИХАИЛ ШЕМЯКИН И ФРАНЦУЗСКИЙ АВАНГАРД, ИЛИ ЧЕГО БЫ ЕЩЕ ИЗОБРАЗИТЬ?

Какое отношение имеет М. Шемякин и его живопись к французскому авангарду? Наверное не имеют, если не считать, что, во-первых, и густота бровей может сказаться на национально- освободительных движениях в Азии и Латинской Америке, а, во-вторых, (что существенней) все, как известно, познается в сравнении. Все, кроме прекрасного. Ибо нет бога, кроме единого и красота, и смерть суть язык его. Поэтому посмотрим на живопись (или как это назвать) французского авангарда в сравнении с творчеством Шемякина. Это тем легче сделать, что они экспонировались одновременно и за совместную входную плату на разных этажах выставочного зала на Крымском Валу.

Не буду увиливать от собственных же впечатлений: убогость и тусклость авангардистов (причем и оптом, и почти без исключений в розницу) в таком сопоставлении не только внушительна, но даже интересна. Что же такого особенного показал нам Шемякин, что мы так прямо уж? Пристрастие к изображению разделанных туш? Не ново. Гротесковые скульптуры и рисунки? Гротесковая традиция в живописи не моложе мясной будет. Ну тогда значит необычная техника, бронзовое литье, выход из плоскости в объем. Видали и литье,(и не только бронзовое) и выпячивающиеся из плоскости коллажи, причем все настолько примелькалось, что даже с трудом припомним где, когда и по какому случаю К тому же французы этажом ниже по части средств изображения тоже вполне раскованы: бревна, шпагат, электробытовые приборы, кафельная плитка, спресованный автомобиль словом, много всего. Так что, ничто не ново под луной. Ничто, кроме таланта, коим со всей очевидностью щедро, без оглядки, наделен Шемякин. Прежде всего талантом рисовальщика-скульптора, умением находить те оптимальные сочетания линий, выпуклостей и вогнутостей, когда они не двигаясь оживают, т. е. перестают быть материалом, а превращаются в образ, который при восприятии становится внутренним безусловным языком психики воспринимающего, т. е. явлением рядоположным жизни, вот так вот сложно. Авангардисты же, этажом ниже, ломятся напрямик, делая из материала язык непосредственно, путем аналитического членения материала на элементы и дальнейшей комбинаторной игры с этими элементами. И таки-да получается; линию или кляксу на холсте, автомобиль всмятку, дровишки -можно воспринимать как знаки разной степени опосредования первичных элементов, то бишь материала, и их комбинаций. Причем степень условности не уменьшается, а в большинстве случаев увеличивается! и кафельная стенка остается рядоположной, каким дальним не было бы подразумеваемое опосредование или обобщение, сортиру, а сплющенная машина - просто машина. Создаваемые авангардом языки мертвы, как и используемый материал, зато с неограниченными степенями свободы, поскольку строятся из произвольных элементов с ничем не регламентированной мерой условности. В этом смысле авангардизм- предельно свободное направление в искусстве. Однако по ощущению такое же пресное, как жеванная уже кем-то жвачка. Представьте себе цирк, в котором представляют не люди и животные, а существа или механизмы, лишенных каких бы то ни было ограничений в возможностях своего тела (аппарата). То-то захватывающим было б представление! Хотя кому в самом деле интересно, это не так трудно устроить - достаточно смоделировать трюк или номер на дисплее компьютера. Кстати, привкус искусственности, а точнее ее безраздельное господство, роднит компьютер с авангардом. Собственно, последний и является программированием в области эстетики, но программированием без функциональной нагрузки. По-видимому, аналитичность, комбинаторное и ассоциативное мьшление, артистизм, сколь бы развиты или даже гипертрофированы они не были, недостаточны для создания живого искусства или, иными словами, его одухотворения. Необходим - всего-то! - талант. В нашем рассмотрении это способность к синтезу, принципы и механика которого уникальны в каждом отдельном случае и присуши именно данному таланту и никакому другому. Поэтому индивидуальность "животворящего" художника нечто большее, чем индивидуальность его манеры, метода, стиля. Это уникальность целого организма, воспринимаемая нами через особенности его языка и продолжающаяся,   в   нашем   же восприятии, за его (языка) преде­лы. В авангарде же индивидуаль­ность художника ограничена его изобразительными средствами - и это, кажется, принцип - а дальше сплошь общие места, причем одни на всех. Может, отчасти и поэтому авангардизм стал предельно массовым и демократичным (хотя начинался как элитарное) течением в искусстве последнего времени, может, отчасти и поэтому он так легко и быстро конвертировал с поп-артом. Впрочем, не все так безнадежно уныло в мире авангарда: у него крепкие корни, уходящие вглубь новаторской традиции всего современного искусства, у его истоков - полнокровная, насыщенная духом и страстью живопись раннего абстракционизма и аналитической школы (Кандинский, Мондриан, Пикассо, Клее - это просто первое, что вспомнилось), а впереди - перерождение основного его потока в дизайн);здесь река разливается - берегов не увидеть, и столь же мелеет), и восхождение тоненького с изысканными очертаниями берегов ручейка вверх к традиции.

Да, но что же Шемякин? Вроде бы речь о нем шла, а потом как-то..... Мне кажется, он как раз и стоит в начале этого обратно восходящего пути через модерны, рококки и барокки, импресси и экспресси к классичности, к искусству строгости меры и вкуса. Прежде всего, на выставке Шемякина впечатляет высокая, европейская, как раньше говаривали, изобразительная и пластическая культура (даром что художник живет в США). Свой материал Шемякин переплавляет, причем зачастую в буквальном смысле, в изящность; красота его работ лаконична, изыск нигде не переходит в манерность. Строгость и чувство меры особенно радуют в его скульптурах- гротесках. Сам жанр как бы предрасполагает к превышению мер, к некоторой доле уродства, тем большее удовольствие доставляет безукоризненность эстетического чутья художника. Из самых удачных наряду со скульптурами показались "выпуклые" картины небольшого формата. Законченность их, краткость и толика декоративности создают изысканный и тонкий букет. Рядом с ними крупноформатные работы (в полстены) кажутся слабее. В них несколько форсируется техника, материал становится агрессивен, претендуя на самоценность (авангардный рудимент) , ощущается формалистичность. Собственно живописи Шемякина, точнее его колористические вещи, смотрятся несколько общо, узнаваемо. Но, повторюсь, пластика малых форм, рисунок, скульптура - в нынедействующем искусстве (из пределов Москвы обозримом) вершины. О высокой, западной по стилю, изобразительной культуре М. Шемякина хочется заметить, что вопреки, или согласно, ожиданиям заграница и свобода передвижения пошла русскому художнику впрок. Да и кому, в самом деле, она может помешать, эта несчастная свобода передвижения, а также свобода выбора страны, места и срока проживания, а также свобода слова, печати, собраний, а также...

С. Молларт.