ПОДВОДНАЯ ЛОДКА Сайт современной литературы

Электронный журнал (редактор Михаил Наумович Ромм)

  Дата обновления:
04.11.2010
 
Поиск

 

Главная страница
О проекте
Авторы на сайте
Книжная полка
Гуманитарный фонд
Воспоминания о ГФ
Одно стихотворение
Пишите нам
Архив

Проекты:

«Литературное имя»

«Новые Ворота»

Публикации:

Поэзия

Проза

Критика

 
 

банерная сеть «Гуманитарного фода»

 
 

Rambler's Top100

 
Содержание текущей страницы:
 

Дружественные ресурсы:

Ssylki
 

 

Леонид Жуков Стихи

(Две книги)

***

Мне трудно жить, как тем, кто в середине
столетья был рожден и осознал вину
перед людьми, держась на пуповине
своей страны и кто во всю длину
ее огромного, распластанного тела,
земли превозмогая кривизну,
растягивает голос онемелый.

1982

***

В природе смерти нет - есть пластика движенья,
но человеку знание дано:
и вечность смотрит в зеркало мгновенья,
как сад ночной в раскрытое окно.
И вместе с хаосом ночных существовании,
сквозь бормотанье плачущей воды
он думает о тайне мирозданий,
упершись лбом в безмолвие звезды.

1982

***

Слова, как листья - листья, как слова:
им нужен воздух, чтоб дышать и плакать
и чтобы хор, чуть слышимый сперва,
прорвал земли слезоточивой мякоть.
И сам, как лист, на древе языка
я слышу гул подземного движенья -
там Батюшков, подвинувшись слегка,
как розу черную, достал стихотворенье.
И все мне чудится - в московских тополях
звучат Катенина обидчивые строки,
а Кремль боярский на семи ветрах,
как будто спит и видит сон глубокий.

1982

БОРАТЫНСКИЙ

"Чаадаев, помнишь ли былое?"
А.Пушкин

Мысль, мысль одна. Какая мука
в сосредоточенности той,
где только голый стержень звука
стоит, как грешник, пред судьбой!

Не потому ли так скрипуче
речь Боратынского росла,
что хищных слов язык певучий
сжигал всю душу в нем до тла.
И только совесть говорила
в безмолвьи яростном своем:
Россия, Царь, Сенат, Могила.
Чедаев, вспомни о былом!

1983

***

Звук порвался и не шьет
кривоватая игла.
За стежком стежок идёт
криво песенка моя.

Застоялся в горле ком
и в груди слеза спеклась.
Что жена, мне, что мне дом,
если с жизнью рвется связь!

Плачет женщина в лесу.
Плачет иволга в саду.
Плачет время на весу
и дудит в свою дуду.

За стежком стежок идет
кривоватая стезя,
выступает в сердце пот -
страшно, ласточка моя.

1983

***

Одинок, одинок, одинок -
скок да скок, скок да скок, скок да скок
Время - это всего лишь песок,
всем известно. Повторим урок
Нитку смысла в зубах зажимай,
слову полусерьезно внимай.
Ты запомнишь теперь этот май?
Ты запомнишь теперь это май!
Скок да скок - одинок, как песок, -
повторяй, повторяй, повторяй!
И с дурацкой ухмылкой в груди
в ямку горстью песка упади.
Нажимай на педаль, нажимай -
вот и весь немудрящий урок.

05.1983

***

Я сам, я сам, - какая скука
твердить себе в который раз
и отзвук собственного звука
ловить и слушать, как сейчас.

И в немоте неизлечимой,
страдая, мысля и любя,
искать для радости причины
или выдумывать себя.

05.11.83

НА ЛУНЕ

Пусто, холодно, темно.
Белая луна.
Смотришь в мерзлое окно -
ночь стоит одна.

Память где-то, как слепой,
бродит наугад.
Поле, поле предо мной.
Белый снегопад.

Иди лунная трава
в море неживом,
или мертвые слова,
или мертвый дом.

Здесь привольно, как во сне,
люди не живут.
В бесконечной тишине
чисто-чисто тут.

Только прах и только звон
тишины ночной.
Только боль и столько стон
памяти пустой.

03.08.83

***

Будем жить поживать,
как и жили всегда,
во две спицы вязать
пережитые года.

Чтобы жизнь пошла
хороша, хороша:
не скучала - цвела
одинокая душа.

Будем печь каравай
да и солью солить,
а пока что давай
просто так говорить.

Там, где боль моя -
ты безрадостна.
Там, где боль твоя -
опечален я.

Чтобы с жару рос,
чтобы с пылу креп,
горькой солью слез
мы посолим хлеб.

Будет он у нас
на помин любви -
людям всем как раз
для огня в крови.

19.12.83

***

Ты сам, как бабочка,
и мысль твоя крылата.
Пришит узор из серебра и злата.
Лети, лети куда-нибудь, а тут

Ты спишь, как бабочка,
на занавеси желтой.
И видишь сон, будто бы нашел ты
освобождение из домашних пут.

Летишь, как бабочка,
но крыл не раскрывая.
Летишь ли? - Нет, грустишь, осознавая
полет над бездной двух минут.

27.03.84

***

Больно - не больно,
скорей тяжело.
Холодно в доме.
Дует в стекло.

Жалко - не жалко,
скорее темно.
Бездна из рамы
смотрит давно.

Грустно - не грустно,
тоскливо скорей.
Время, как дума,
как жук-скарабей.

Память ли плачет,
совесть сосет?
Лишь незаметнее
сердце поет.

01.04.84


АВАНГАРДИЗМ

И свет потух, и вспыхнул, и разбился.
Лак зачерствел. Смотри-ка, - идеал!
Легко сказать, иглою в горло впился,
над колесницей дня заверещал.

Рвёт сбрую, чмокает и щёлк бича, как
выстрел! Вот - оглохшей бездны крутизна,
вот - в ней распятая - структура мака,
ткань опиума сквозь ладонь видна.

13.04.84

***

Я превратил искусство в ремесло.
Стал гончаром, который злую глину
растит ладонями и тянет, как стекло,
и форму дарит вечному кувшину.

Кувшин, кувшин, сосуд скудельный мой!
Куда тебя поставить на продажу?
Кто разглядит твой череп расписной,
прищёлкнув ногтем глиняную пряжу?

Базар гудит, как улей, но из рук
не выпустит ни звука, ни удара.
Играй, играй, скрипи гончарный круг,
врастай в коловращение базара.

И на прилавке выстави опять
надежд и дум поверхности кривые,
а звона меди мне не занимать -
я сам, как бог, швыряю золотые.

Из-под земли достану я слова -
язык её закаменевшей славы. -
Тяжёлый ком, как Вия голова,
погост разбудит, выкатившись в травы.

И загудит, взыскуя тьмы судеб,
как ландыш в чугуне и в камне пламя.
Сочувствие - да будет мне, как хлеб.
Как воздух - исчезающая память!

01.08.85

ВСТУПЛЕНИЕ 1.

Исчезающий свет.
Хруст огня.
А в ячейках пространства
звенят бубенцы
птиц,
птичьих трелей,
когда
сквозь язык этих чад
проливается время,
вода.

Протекает из крана
и хлорка разъела резину,

Что ж, художник, скажи ...
Кистью ткни в сердцевину
любви.
И теперь без обмана
нищету мою здесь докажи.

Как, однако, красив
каждый жест!
Как прекрасен фонарь,
в череп впившийся зубом стальным.

Этот бур обнажённый.
Игла! Нерв!
О, Боже, букварь
зрим,
как деревянный табурет,
как селёдка и пиво,
И этот реальнейший бред
достоверно живёт и счастливо.

Впрочем, надо молчать.
Ноль эмоций и волю - в комок!
Чтобы съежилась комната -
глаз
приобрел остроту микроскопа.
Атом колет ладонь,
но кулак крепко сжат,
и не выпустит атома.
Впрочем, надо молчать.
Подожди, чтобы глаз
стал, как линза, когда
на объект наведёт оператор.

13.02.86

***

Завтра умру, и никто не заметит.
Маятник не замрёт.
Птицы будут петь на рассвете.
Будет спешить пешеход.
Муха жужжит. Стены дрожат
от грохотания поезда.
Курит сосед на лестничной клетке
и на ступеньки плюёт.
Потолок протёк.

16.02.86.

ПИЛОТ

Из измерения свободы
ночной летун летит, как сон.
Приносит горсть пустой породы
и говорит, как счастлив он,

парит над памятью упрямой,
висит у лба, как вертолет,
живой, как видеопрограмма,
вниманье тонкое сосёт.

Он хочет вспыхнуть поминутно,
он прячет зеркало в кулак,
а на душе всё так же мутно -
не проясняется никак.

Занозой всажен в свод небесный,
как космонавт неутомим,
он словно падает отвесно,
он низвергается и с ним

ракетный век локомотивом
сквозь череп ломит напролом,
буравит, режет, жжёт курсивом
под косо срезанным крылом.

Куда летишь, стальная птица?
Зачем, работая, как мышь,
ты ищешь, где остановиться,
чтоб криво улыбнуться лишь?

Пугаясь ангельского Блока,
уничтожаясь на лету,
зачем проращиваешь око
и горько смотришь в высоту?

Там воет лётчик зачумлённый,
там водородная видна
звезда над городом бессонным
и жизнь, как эндшпиль, решена.

02.04.86

***

Я смерти не боюсь, ведь суть ее прекрасна:
сияет изнутри неторопливый свет,
тебя уносит звонкое пространство
на крыльях разума, сходящего на нет.

Я не боюсь ее! Мне даже интересно.
Сознанию необходим внезапный шок!
Грань, за которой мысль тоскует бессловесно
и в револьверный смотрится зрачок.

Когда в сосудах кровь остынет и червивый
плод с древа упадет, и мертвый мой язык
рассыплет алфавит неторопливо,
окостенеет крик,

глаза провалятся, посмотрят в глубь угрюмо,
зрим станет плеск весла и гулкий голос пса,
нетерпеливый лай! мучительный, как дума,
игла, ракета, соль, нерв, бур, нож, меч, коса! -

Я лягу камнем тут, отяжелею телом,
коллекция костей и мышц пойдет на слом -
объект для скальпеля, занявшегося делом,
пронумерованный скупым карандашом.
Я, я, я - боль! Я - гарь! Я - голод!
Пузырь тщеты. Мед в кулаке судьбы.
Живу пока к истории приколот.
Смерть не страшней бесстрашия толпы.

11.10.86

ФРАГМЕНТ - 1

... и мне открылась речь, и зазвучала
непредсказуемо, и означала символ
разлук и встреч.
Движенья губ и рук, перемещенья тела
осуществились в комнате, как будто
там зверь возник - лицо и ум его.
Сознание, как камера-обскура,
фиксировало звук и то и дело
за кадром чудилась как бы погудка:
скрип или скрежет марли или бура.

Я был не я или, вернее,
я наблюдал себя и видел, как искал,
к земле лицо свое и к потолку приблизив,
упершись лбом в стекло,
стен касаясь наощупь,
перебирая, словно в лотерее, билетики
или на пляже гальку, -
два каменных зрачка, как два копья,
искал.

Два яблока базальтовых - основу
блестящей соли волн,
тьмы острия, когда
на роговицу вспархивает свет
и вспыхивает моль, за болью
следящая, когда и боли нет
и, наконец, когда песок во времени,
как губка в метрономе - равнодушно -
сухая, когда в горсти слюда -
опора.

25.02.87

***

Как зябко старикам - ещё чего-то тянут,
живут еще, живут, как теплая зола.
Никак от жизни не устанут
и седина торжественно светла.

А мысль проста: открыть глаза
смотреть
внимательно, не помня ни аза,
на тополь, видимый на треть,

на тополь за окном, на тополь, на его
суставчатые пальцы и морщины.
Пусто в небе. Весна. Вдовство. -
Сиротский строй классической картины.

Мне холодно - весенняя простуда
легка, как вздох, и тяжела, как хлеб,
и суть вещей приходит отовсюду -
пригубил и ослеп.

И пересохли губы.
Смотри, смотри младенчески, пока
ещё молчат евангельские трубы -
горят издалека.

И ты, старик, и я, и мы с тобой едины,
спеленуты упругой синевой.
Черствеет речь от первобытной глины
и мертвые, как звёзды, под землёй.

08.04.87

***
Устройство мыши проще, чем души,
а человека назначенье таково, что вдруг нагрянет банда Курбаши
и, как собаку, вырежет его.
Стучи тогда, старуха, в барабан!
Гуляй, рванина, если можешь, выше! Здесь человек сгорел, уйдя в таран,
и вновь воскрес, как эмигрант в Париже.

Его структура тверже, чем гранит.
Его гранит граничит с динамитом.
А он, как Врубель, в кошельке лежит, прикидываясь, в принципе, санскритом. Или, верней, будильником ручным, цикадой медной в жестяном скелете. Высокий смысл рассеется, как дым. Рубильник вырубят однажды на рассвете.

Ищи потом, кто что про что сказал -ворона каркнула, собака набрехала, весь выкурили "Беломорканал"
и даже культа личности не стало.
Речь замолчит, угрюмей фонаря, который сгорбился, сутулясь, над прохожим.
Здесь воздух черств, как сказанное зря,
и что еще, по совести, мы можем?

22.05.87

***
Как веселье, веселиться,
в час, когда тебя насквозь,
точно очи очевидца,
прожигают как пришлось.

Или трогая запястье
осторожною рукой,
как вымаливать участье
слишком веры дорогой.

Наконец, и просто лица
строить в контуре лица,
если можно отшутиться
и сойти за подлеца.

Как мне жить в такой оправе?
Как мне мыслить и страдать?
Если я себя не вправе
сквозь оправу разгадать.

Если игрищ и пожарищ
кисло-сладкий каравай
продает в ларьке товарищ,
неизбежный, как Мамай.

И шепчу: не здесь я вовсе -
просто моль и просто пыль,
просто гости на погосте,
личной жизни наша быль.

30.09.87

***
Всё дело в том, что говоришь,
а остальное - лишь форма в форме звука,
лишь предмет, которого здесь нет,
молчание всего лишь.
Поэтому звук вызывает муку.

В действительности моль
прозрачней пламени и боль плотнее боли -
она звучит, как роль.
Но не хватает воли,
чтоб выглядеть всерьез,
как флейта у Шекспира.

06.10.87

***

А ты и не знаешь, какая бывает тоска.
Как света снежок, убегающий под облака.
Скупая, как лампочка в несколько ватт.

И светит она и покоя нигде не дает.
Мерещится мышь, превращается ночь в циферблат.
Овен, рыба, орел и лев - знаки наоборот.

Крошки черного хлеба на стол
накрошил, словно звезды, слепой хлебосол.
Гостеприимство - смерть,
равнодушие - жизнь.
Ёлочный шар - храм золотых обид.
Обида зеркальных шаров только зеркало детских обид.
Смотри, у тебя было много отчизн:
первая — зерно,
вторая - огонь,
третья - сталь.
Впрочем, горшечник тебя огорчит.

Здесь, в путешествии на луну,
остался пробел и, как соль белизну
сжимает до острия иглы,

я умножаю боль на игру, -
космонавт в вакууме, цикада из мглы,
беспамятный сын на отцовском пиру.

- Десница Твоя тяжела, - говорю.
- Десница Твоя тяжела, - говорю.
-Аз есмь.

09.12.1987

***
Только боли комок и больше - ничто.
И не хватит актерской сноровки
развернуться с плеча за Урал, на Восток,
на потеху стране-полукровке.

Да и кто я такой? Только боли комок.
Что мне надобно, русскому сыну?
Заторчать, как учил сумасшедший Камо,
или просто загнуться и сгинуть.

Говорить, говорить, как об стенку горох,
а потом, на дневной перекличке,
запустить петуха в кулаке "кабы сдох",
как фонарик в хвосте электрички.

Я не помню себя. Я в себе окружен.
И, как волк, исчезает в засаде
за зубовного скрежета хруст или звон
заведу "что-нибудь из Саади".

Так блаженствует в тундре мышиный конвой.
Только сталь, только сталь или небо?
Голубые песцы лают над головой,
больно много и воли, и хлеба.
21.12.87

***
Этот цвет стальной серых глаз
не убил меня и не спас.
Но запомнил я, как сейчас -
соль морскую, горчичный газ.

А в степи трава в полный рост,
а в бору сосна - к небу мост.
Не гостиный двор, не погост.
На плечах твоих - лисий хвост

Да и что просить у судьбы,
у звезды, судьи, голытьбы?
Разве жаркую медь трубы.
Разве черную пыль толпы.

Я войду в огонь твоих губ.
Я возьму полынь твоих слез.
Я прошу тебя, не остынь.
Я и сам горю, словно лёд.

22.12.87

***

Я и сам кругом виноват,
что неправде я кровный брат.
Что родился я и что жил -
на могилах, вот, наследил.

На расстрелах я повзрослел,
на запретах я поумнел.
На чужом горбу въехал в рай -
чего хошь теперь выбирай!

В синих жилах кровь, как отравлена.
В красных жилах кровь - не моя вина.
Да и бой идет не за отчество -
за отечество-одиночество.

Зацепиться бы хоть за край тоски,
хоть за краешек, за тепло руки,
за дымок пустой, как по совести,
знать, сладка полынь паче горечи!
29.12.87


***


За корявую речь отвечаю своей головой.
Ветер мысли шумит в волосах пожелтевшего дуба
и курчавая челка его - для сравненья с античной резьбой,
а в картавой коре - основательность важного сруба.

Впрочем, что мне терять, если сделано дело и так!
Не моей ли рукою водил бородач козлоногий?
И какая там пыль на подошвах, когда - полумрак.
И какая тоска, как спускаешься в логово Бога?


"Да не Бога", - мне скажут, - "а черта!". А я не пойму.
Этот воздух пустой я хватаю чужими руками,
это время я пью, мне дарованное не по уму -
по какому-то случаю в честь происходящего с нами


Или вышла ошибка? И архангел ключи потерял?!
Меч разящий свой выронил сонно?!
Подзаборной травы, серебрящейся, словно металл,
мне, наверно, не хватит, коросту сдирая упорно ...


08.01.88

 

***


Смотрю и вижу в окошке смерти:
мальчик, играющий знаками зодиака,
лампа стоит на полу,
по мере движения тверди
комната движется на оси предновогоднего мрака.

Душа так размечена тактом часов,
что елку удобнее ставить в углу -
тогда освещение падает только
на ветви, держащие горсти шаров,
а прочие - в стену втыкают иглу.

Так - хорошо и не странно.
Шорох шагов заглушает ковер,
громкое слово выламывается,
как веточка экибаны.
Одухотворенный покой.
Замкнутый кругозор.

Это судьба в штукатурке,
в шкатулке спрятанное золотое кольцо,
ладонями сжатое крепко лицо, ключик в замочной втулке.

Если книги пылятся в шкафу.
Если ребенка отправить спать,
можно музыку доставать,
тихую как наяву.

11.01.88


***

Потеряйся, забудь, потерпи -
это просто простуда и ржа,
это соль на железе ножа,
ветер в подслеповатой степи.

Только облако в пятерне.
Только замысел начерне,
бормотанье, когда ни зги,
переложенное в шаги.

А шагам-то твоим цена:
пыль да моль, да тщета-маета -
лишь виной дорогою полна,
чёрствой правдою лишь проста.

Подниму воротник пальто.
Чей там шепот шероховат?
Или терпят тебя, или мстят.
Кто здесь? Кто я?
Да Бог весть кто.

16.01.88

***

Дорогая моя прорицательница,
предрекательница, полуночница.
Пряжа тянется, яблочко катится.
Что теперь ты мне напророчила?

Будто это не сам я загадывал,
заговаривал себя, успокаивал.
И, как марево было адово,
утешение было раево.

Рассуди меня, растревожь меня!
Что там видится - если кажется?
Кто там кается у подножия,
если в землю лечь не отважится?

Над равниною ветер мается.
Жил бы я - да не очень хочется.
Спичка в пальцах твоих, как палица.
Закурить бы, моя пророчица?

26.01.88

***

Как ущербная луна,
со щербинкою душа.
Знать, у Господа она
не получит ни гроша.
Так ей суждено,
на роду написано.

Видно, ангел Азраил
где-то под землёй
крылья чёрные раскрыл -
летит вниз головой.
Медный грошик ищет,
в медный ключик свищет.

11.03.88

Как заколотится сердце - трудно вздохнуть.
Как в барабан, застучит палочкой роковой. -
Долго ещё мне ждать? - спросишь когда-нибудь. -
Только не вспоминай ничего. Боже ты мой.

Возьми на заметку бесцельный осенний вечер,
кухонный чад и окно запотевшее, где
ты отражен и, как пионер, безупречен
и фарфоровый галстук горит в осажденной воде.

А дальше не надо смотреть, потому что дальше
клюквенный сок и мука так перемешаны, чтобы
стать, на минутку, британцем в дебрях Ла-Манша
или верблюдом, прикнопленным к жёлтым барханам Гоби.

07.11.88

***
Нарисуй мне, художник, какую бы там пастораль
ты не выдумал, - все ж нарисуй.
Наблюдая годовое движенье времен,
напиши этот рай в небесах, ты, не знающий рая.
И даже две застывших фигурки,
как из фарфора, людей - в малахит или в кобальт гуаши,
сонных, в жемчужнице, как бы.
Потому что мой взгляд помещен в них.
А ещё разве есть в существах что-нибудь
для присутствия духа?
Что ещё. Боже мой?

24.11.89

ВОСПОМИНАНИЕ

Там окружение чаинок и соломок,
там заблужденье муравьиных троп -
И я один, - беспамятный потомок.
Где предок мой? - чур, чур, меня! и в сноп
вещей перемещусь, - помилуй,
какая ж помощь здесь?! - На поле без конца
у ветра разве родственную силу
по имени просить...

30.12.93

***
Жизнь пролетает, словно птица,
и в этом ветреном полете
она не то, чтобы стремится
к определенной верхней ноте,
но не спускается на землю,
где чернозема голос трубный...
- Я ничего не сэкономлю
на траектории упорной.

10.05.94

***
Как близок мне и этот дождь печальный,
озноб души, зазноба на душе,
соринка, попавшая под веко, муравей
ползущий по руке, гадающий в уме,
паутинки соль и шепот нити - так
ткется ткань и падает бесцельно
материя судьбы -
простая, в общем, вещь.

08.04.93 - 11.05.94

***
Бывают дни прозрачные и все же
томительна лучистая среда
и свод ажурный, арочный, барочный,
плывущий ниоткуда в никуда

повествовательно на грани сна и яви
из Книги мертвых в Книгу бытия.

07.04.93 - 07.12.94

***

Б.П.

Больница - белый параллелепипед,
коридор, палаты, люминесцентный свет,
конвейер ленточный, компрессор вихревой,
вытягивающий жилы. Или "здесь люди жили" сказать? -
так лучше и не говорить.
Стук пинцета о стекло - метаморфоза
метронома,
фосфора с мороза, священнодействие халатов
и лицедейство персонала,
цветник надежд - простой, как анемоны,
суглинистое зеркало судьбы.

25.08 - 07.12.94

***
Было, было, настроенье,
наводненье, перехлест,
с червоточинкой печенье,
без одной ступеньки мост.

Правда с кривдою казалось
повстречались - разошлись,
разговоров только малость,
только времени каприз.

То ли щучьего веленья
было нужно, то ли что?
Без одной минуты пенье,
как без пуговиц пальто.

Нараспашку пробежаться
с перебоями в груди.
Только память в два абзаца,
только вечность позади.

20.11.94 - 21.02.96

***


Еще хватает сил, разгона и разбега -
беги, беги, беги до хрипа, до спазма
в горле так, что удушающие альфа и омега -
сойдутся в точку враз, на
такт!
В сердечной мышце ток-взрыв похож на выключатель -
включили свет, когда
ушла в отрыв душа -
уже, не чуя ног, тоскующий учитель
взлетает не спеша.
Да,
в мир вплетен квадрат ракетодрома,
безумие железного бетона
и отрешенность
в слове Дзэн.
Как сказано в Уставе, - встав с колен,
промышленность, как злость,
крепчает год от году
вино слабеет,
а побег растет,
как Бог,
которого уже ничто не греет
и только ты
торчишь, разинув рот.

07.12.94.

***
и настал день седьмой...
Звук "ц" едва ли цепь и уж никак не муха
я бы сказал скорей про болт,
когда прислушиваешься к важному вполслуха
пока тебя берут на понт.
А впрочем, так ли нужно нам искать сравнений? -
Не проще ли перпендикуляр
вложить в извилину своей ужасной лени
и чохом за Урал
махнуть. Или поближе -
туда, где слесарь Ермаков
стрелял в царя, как явствует из книжек,
и был таков.

Механика проста: Екатеринбург - Свердловск
плюс "б",
а "ц" таковск,
что лучше болт в скобе
свинтить совсем, чтобы осталось время
сыграть мазурку, ногу вставить в стремя,
или, направив пару окуляров,
прочесть Максима мудрого романов.

И все же, как бы там не рассуждал строитель,
но тут замешены, по крайней мере, два
ингредиента - маузер и китель -
в конце концов, чтобы качать права.

20.11 - 07.12.94

***
Струна в струне и музыка в узде
настроены примерно так же точно,
как отраженье ласточки в воде
проточной.
Или сказать, - как выстрел из ружья? -
но шестеренки этой самоделки
в игру играют, словно перепёлки,
и конечно ж я
не буду строить домик из соломы,
а просто прогуляюсь с Соломоном
по краю бытия.
Или стене отвесной,
где Федя пишет “здесь был я...”.
Мне так же интересно
узнать, в какую сторону пути
направлены железнодорожные,
где поезд был пройти
должон.
А тут такая мука -
струна в струне и музыка без звука.

05.12.94

***
Я пережил себя, как будто
две жизни или три у человека есть,
или десяток жизней.
Поистине - дорога в никуда,
как будто
смысл жизни здесь
и направление пути -
ничто.

25.10.94.

***
Узор мороза - горсть хаоса в броне.
Дыханье - пар, душа - пустое место.
Я ухожу, чтоб выросла во мне
простая боль, чье имя неизвестно.
Здесь красота, зажатая в тиски,
уколы соли, блеск и разоренье.
Не потому ли так шаги легки,
что так прозрачно призрачное зренье?
Немного сузить взгляд, немного
расплавить остроту момента.
Земля посмотрит волооко,
судьба прокрутится, как кинолента.
И хруст шагов, шептанье тишины,
простейший звук или невнятный шорох
казалось бы, уже открыть должны
разрывы мглы, слепящие, как порох.
Нет ничего, что стоило б желать.
Железо - перевернутая роза.
Глас времени - безжизненная гать -
узоры ритуального невроза.
Есть прилежанье в букваре и есть
букварь надежд, невнятица и совесть.
Как будто просто эту пряжу прясть,
как будто времени и в самом деле пропасть.

11.12.94.

***
Пустой глагол, прозрачный нерв, одна
мне мысль не даст покоя,
какая там еще волна видна,
накатывающая сквозь существо земное?
Или раскраивают во мне
тупые ножницы
какой-то новый, неизвестный образ?
И чем удачней слово, тем больней,
наложат швы и вновь нажмут на тормоз.
Полночный час, как тишина звучит.
Пустой сосуд - пространство без движенья.
Мысль учит нас, мышь трудится в ночи
беспамятство, безвременье, горенье.

13.12.94.

***
Как грустно знать, что вечность впереди
не обещает большего, чем было.
Ладонь раскрой и пальцем проведи
вдоль жизни всей, а чтобы не остыло
желанье жить, попробуй загадать
какой-нибудь пустяк на всякий случай -
пусть ничего не сбудется - как знать,
что будет завтра на строке бегучей?
Истории бесполая игра.
Шкатулка заводная, где на сцене
одни и те же лица и с утра,
как сказано, - не избежать мигрени.

18.12.94.

***
Запах пыли и книг,
очень тонкое чувство покоя.
Обитатель таких, с позволенья сказать, широт
в скорлупе своей не похож на непревзойденного Ноя,
но со скарбом своим в неизвестность плывет…

12.02.95.

ИЛЛЮЗИЯ

По жизни тоскованье - тоскующая тьма,
как стебелек сухой, так сухо, как...
под небом синим, ярко голубым,
под солнцем эллинов, германцев или русским
солнцем,
в степи
соломка хрупкая, колючая, как совесть,
в горячей почве,
в перегное сна,
где гумусовый хаос океана.
И что есть тьма?
Когда ни зги не видно и мысль мертва?
Куда уходит свет?
В начале пустота, пронизанная светом
или свет, создавший пустоту вокруг?
И жизнь - мираж, сравнимый разве что
с иллюзией небытия.

13.03.95.

*** Нет не бессонница, но сон во сне,
явленье небытия, тьма наяву,
отсутствие при жизни
во мне
меня и как бы на плаву
ты не держался - держишься за славу,
за звук пустой. Волна вослед волне
проходят неустанно и время не по нраву
бывает маятнику, но вполне
все кажется, что можно быть,
все кажется, что все-таки бывает
насытясь оргазмом случая, рутиной шестерни,
все кажется, что можно быть подобно
тем существам, которых вовсе нет,
той полноте, которой не бывает.
Что можно быть не сбывшись...

Живи, как Бог, - ты сам себе герой
и мироздатель,
последняя песчинка бытия.
И ветер времени, как ветер
в пустыне Гоби,
построит
пустыню волн столетия спустя.
Герои, Вечность, Боги...
13.03.95.


ПАМЯТИ НИНЫ ИСКРЕНКО

В сущности, безобидная страна
Дикобраз засушен и
всунут в раковину,
будто в вазу
поставлены разрушенные
осколки острого инструкторского глаза.

(и нет нужды к тому же
теперь в том зренье, что присуще глазу)

Так "Ворошиловский стрелок" гордится тем,
что, между тем, он первый в колеснице
и, не рискуя, в сущности, ничем,
идет по улице и к высшему стремится.

Нет ничего в России - только бунт
цветет, как бант, на первомайской встрече;
зарядом крепким в небо долбанут,
а что потом - отобразится в речи.

Такой простор кругом, что,
кажется, потоп
не может быть
и все ж имеет место какой-то круглый водоем,
нет - окоем, куда приходишь выть...

26.03.95, 40 дней

ГАМЛЕТ

"О, main Got!",- как шкипер восклицал
тому сто лет назад,
разматывая полотно лазури,
а кобальт волн, а солнца алый шар
играли роль. И я не опоздал
сложить сонет викторианский,
когда бы был, как бы в предверьи бури
забыт кошмар
принц Датский -
ад...

07.04.95.

***
Если взять рифму: любовь - морковь,
то надо добавить “свекровь” -
мудр русский язык. Но не мудренее жизни.
Может быть, он хотел послужить отчизне?
Может, он просто хотел?
Но когда я вижу, как люди входят в отель,
я вспоминаю, что по-английски отель – «хотел» (см. «hotel»)
а на самом деле - гостиница.
В горнице птица, в лесу - самовар,
пойти утопиться и весь базар.
Только синица в овале лица
какие бы лица не ждали конца.
21.02.96


***


Если взять рифму: любовь - морковь,
то надо добавить “свекровь” -
мудр русский язык. Но не мудренее жизни.
Может быть, он хотел послужить отчизне?
Может, он просто хотел?
Если “hotel” прочитать как “хотел”,
то можно сказать короче.
Так вспоминаются дни и ночи,
когда душа ходила по краю бездны,
впрочем, можно приклеить записку скотчем
на уголок железный
или просто так уйти, между прочим.

23.02.96


***


Мудрость - это привычка к смерти;
тупая заноза в груди, когда говоришь себе, - прости,
но обстоятельства таковы, что следует просто молча уйти.

Отражение в зеркале или на мольберте -
вещь, которой в жизни нет и это ценно,
потому что известно, что можно иметь только то,
что безмолвно. Жизнь утекает, как в решето,
из оболочки бренной.
Звенит звонок - я иду к двери, вожусь с ключом, открываю -
на пороге стоит она с таким выраженьем лица,
что если его раскрыть до конца,
найдется, быть может, улыбка кривая.

Так прорастает новое знание вместо старого чувства.
Эмоциональный настрой, например, служит тому,
кто умеет устроить всегда по уму
свое бытие даже в том самом ложе Прокруста.
Это не трудно - труднее знать, что отсутствует нечто

вроде перца в борще -
такой предмет, что его вообще
никогда не найдешь во вселенной вечной.
24.02.96

 

***


Это не грустно - знать; грустно - не жить
оттого, что другим нужно больше, чем можешь дать.
Тяжело, надо думать, безверие нежить…
25.02.96


***


В кресле-качалке сидит старик и читает книгу,
между страниц которой засохшей стебель травинки.

К подвигу нет причины - значит в высшую лигу
тебя не возьмут и подопытной свинки
из тебя не сделают. И это значит кончины
долго ждать не придется, в кресле-качалке качаясь.

Цветок, засохший до половины;
сонет, сочиненный на четверть.

В процессе игры, как это случается часто,
выпали черви.
01.03.96


***


Когда расстояние съеживается, как
шифровка разведчика на микропленке,
я зажимаю надежду в кулак
и наравне со всеми участвую в гонке.

Марафон, которому нет конца,
потому что конец наступил прежде начала.
Главный приз, у которого нет лица
и которого все-равно мало.

Надежда подобная небытию,
чем больше надежды - тем меньше мяса.
Виноградный скелет упадет в колею
и будет раздавлен копытом Пегаса.

Этот мифический зверь похож
на нашу синицу, но если по-сути,
то надо бы Париж положить под нож,
либо добавить подвижности ртути.

14-19.03.96

***
Где Гоголь каменный ночует,
мой взгляд смещен, движенье стеснено
и посмотреть ему в глаза хочу я
и не смотрю. И так уже давно
я чувствую себя - такое ощущенье
вины; как будто, я в чем-то виноват.
Или стыда - как будто слышу пенье
в себе и привлекаю взгляд
случайной парочки, прохожего, кого-то.
Что смотрит он? Такая тихая мелодия во мне,
что я боюсь мгновения отсчета
мгновений созерцания. - Во тьме
так вор неопытный орудует отмычкой
и каждый лишний звук, -
как выстрел с рефлекторной смычкой
остановиться вдруг,
перевоплощая время в биенье в пустоте пустот,
где смысла нет - лишь ожиданье смысла
и на часах означенные числа -
скорей, как в омут, в проходной проход!

06.07.96

***
Изучение страха подобно изучению бабочек, если
согласиться на хлороформ.
Изучение страха, как песня -
это песня и есть - вроде смеси, где водка и ром
взяты в пропорции два к одному
или коктейля “Кровавая Мери”.

20.08.96.

***
Порханье бабочек
И трепетанье света,
И радуги полет,
Названье лета.
Пыльца на пальцах рук,
Остаток звука,
Элементарный звук
Природа звука.

28.01.97


***


Дуб сучковатый там,
Где склон горы даёт возможность глазу
Увидеть мир, где воздух прям
И место есть сапфиру и топазу,
И спрятан в ножны нож
И пуля никогда не покидала ствол,
Где сказано: и жизнь свою прочтёшь,
Как в книге Бытия,
Где стол был яств, где сеть невзгод и зол
Преодолена…
Узлы корней в гранит вросли.
Дуб узловатый…

12.11.97-03.04.99

***
Человеческая жалость похожа на слёзы
При обыденном взгляде на вещи –
Тронь и сожмётся, как листик мимозы.
Но технологически – это клещи,
Извлекающие добро из предмета души,
Когда сей предмет имеет место
Быть там, где ему положено быть.
И бывает обывателю, просто хочется выть,
Когда он чувствует себя, словно тесто,
В супе харчо на месте лапши.

15.11.97

***

Ключ к человеку - мелочь, безделица,
Какой-то хрящик, косточка, иголка
В яйце, таблица кодов, золотая спица
В руках старухи - нечто, что присниться
Может, когда уходит смысл, и нету толка.

Безделица, ей Богу, эта штука -
Судьбы примета, крестик на ладони.
Кому-то шутка, а кому - наука,
Как золотая рыбка или щука.
Как ни верти, а не уйти погони.

Как позвонки прозванивает время,
Позванивая мелочью в кармане…

26.03.98

***


Уровень кофе в крови повышается в ситуации ломки.
Птицы летят на юг.
А человек проходит по кромке
льда, естественно. -
Он хочет найти бамбук
и сделать свирель
и этот инструмент
должен спасти ему жизнь.
Ведь юг
далек,
а здесь звук
сжат в кулак.
Таков исторический момент
Похожий на акварель:
Ян - Инь.
(на уровне "дзэн")
21.09.98



С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
цикл стихов

+++
(маме)

Она все там стоит - внизу, у перешейка
болотного ручья и машет мне рукой.
И я в ответ рукою машу… И ухожу.
И летний день такой прозрачно-голубой,
звенящий, как цикада.
И я шепчу:
- Пока…
И чувствую - прощай!
Как будто этот берег там - уже за сотни верст.

Но я в ответ рукою машу, машу, машу…
Но я в ответ рукой…
09.05.01


+++
Я распадусь на мириады «дхарм»
И обниму собою целый космос –
Я плоть от плоти гамлетовских драм,
Проколотых насквозь одною осью.

В отравленной судьбе и дружбы горький мед
Находит место по закону сцены
Что дружба? – Жар? Или стальной, как лед,
Клинок? – Когда бы эту цену

Я не платил, кем был бы я тогда?
И почему в шекспировском вопросе
Нет ничего, – как будто кровь – вода, –
Про подступающие к горлу слезы?
12.10.02


+++
(маме)

И вечно там – возле калитки во дворе,
Где только-только распустились вишни,
Она стоит на старом фото,
На черно-белом неконтрастном снимке,
На фотографии, похожей на намек,
На тонкий нерв какой-то.
Она стоит, так молода,
Какой ее не знал я никогда.
Как видно, до моего рожденья года за два.
Мне в дочери годилась бы теперь.

Такая юная.
И я так юн еще, мне кажется, и слезы, горла ком
Разрывая, льются, обжигая веки…
О ком, о ком, о ком?..
10.10.03

 

 
На главную В начало текущей В начало раздела Следующая Предыдущая
EditRegion1

 © Михаил Наумович Ромм  Разработка сайта