Андрей Пустогаров
Стихи
***
так акации крона жестка
возле дома из глины и мела
по земле шарит жилистой тени рука
подбирая закатную мелочь
с хриплой степи цвета сносит прочь
гонят мрака стада катят ветра колеса
черным медом течет самаркандская ночь
и в глаза звезды жалят как осы
Кременчугское водохранилище
Ставни сомкнуты. Жар свирепеет
над горою. Сквозь щель,
зашипев, солнца желтые змеи
заползли к старику на постель.
Прямо в волны ныряет дорога,
и посыпались с кручи сады,
что же счастья сегодня так много
в распростертом сиянье воды?..
Слышишь - степь пересохла до хруста,
ночь лежит на боку в будяках,
солнца с кровью отхаркнутый сгусток
в оседающий выплюнув прах.
А над морем в лохмотьях заката,
в хриплом пепле ворон
кривобокая белая хата
как горящий стоит Илион.
Листопад
Языки вымирают, толмач,
выступает скупая натура,
и холодного солнца кумач
за рекой озирается хмуро.
Взят врасплох изумленьем зимы,
далеко теперь видишь с обрыва -
на границе заката и тьмы
черный дуб, как танцующий Шива.
Кино
над ухом застрекочет
отчаянный звоночек
и на подножку вскочит
герой без проволочек
влажна небес глазница
и ночь грозою дышит
как две большие птицы
два снайпера на крыше
роняет листья город
давай моя отрада
отпустим жизни горе
в барокко водопады
двор как вальсок шарманки
крылатку клена вертит
а на рубашке ранка
от пули но не к смерти
в дождь фары светофоры
теряют очертанья
и щеку лижет море
без края и названья
а в зал впускают город
что ничему не верит
в горячий полдня ворох
распахнуты все двери
Веласкес. Утро
С мамой ты идешь в Севилье где-то,
но петух сквозь сон тебе горланит хрипло:
просыпайся и пиши портреты
всей семье Четвертого Филиппа.
Пляшут и поют твои собратья:
карлики, шуты, комедианты.
Ты кладешь по серой ткани платья
Маргарите розовые банты.
А в зрачки тебе пускает корни
цепкое безжалостное лето.
Что же ты, как скряга, пишешь в черном,
пьяный от несмешанного цвета?
Пьяному и море по колено,
пьяному границы все открыты...
Вот куплю билет, поеду в Вену
посмотреть инфанту Маргариту.
ЭДДИ РОЗНЕР
золотая труба
Польша лежит в коме.
Слушай, Адольф, приказ –
секретарю обкома
будешь играть джаз.
В черном огне Европа.
Выдуй всю душу, трубач.
Думаешь – это синкопа?
Это еврейский плач.
Жизнь сейчас вырвут, как гланды –
в зале один Сталин.
Эдди шипит музыкантам:
«Smiling, psja krev, smiling».
Эдди трубит по полной –
зоны не слаще тюрем...
Господь все слышит – Верховный
сдох аккуратно в Пурим.
В воздухе вновь заноет
сладкий мучительный стон.
Он разведется с женою
и соберет стадион.
Это труба твоя, Эдди,
гаркнет – «Грядет Человеческий Сын».
Он наконец-то поедет
в сладкий смертельный Берлин.
Ты, как и я, калека.
Что мне сказать тебе?
«- Если судьба играет человеком,
человек играет на трубе».
***
однажды во двор заходит скрипач
и девочка в которую ты влюблен
бросает с балкона завернутую в бумагу монету
стоит осень
статуи богов на площади Рынок
держат за углы
рвущийся из рук
платок золотистого неба
на что-то надеясь
смотрят в глаза
каждый своей стороне света
ждут дождя
трамвай дергаясь
сворачивает по четвертому маршруту
и за стеклом утонувшая атлантида
старая австро-венгрия
аромат отсыревшей штукатурки
засохшие маргаритки в ногах распятья
хватающие за горло
призраки шестидесятых
в парке синева над кленами как метиловый спирт
и ты теперь слеп к любви других городов
в сумерки на холме над домом
вдруг понимаешь
то что всегда считал облаками
это горы
***
раньше на горе
ловили ветер мельницы
если бы что-то оставалось
остались бы круглые башни
из красного кирпича
за горой у братьев моей прабабки
был кирпичный завод
они отдали его Советской власти
и стали извозчиками
потом их забрали на войну
двух мужчин за пятьдесят
далеко они не уехали
что он нащупал в кармане пиджака
прежде чем звук сделался из низкого высоким
и бомбы упали на переправу?
огрызок карандаша папиросу косточку сливы
семя подсолнуха?
прежде чем вспыхнул его Большой Взрыв
и он стал всем на свете
***
весна будет
вечернее небо запахнет размокшим в водке хлебом
неприличные струйки вытекут из-под сугробов на тротуар
и птицы снова изобретут искусство вить гнезда
но пока туман дрожит в воздухе
как гул транспортных самолетов
пальцы ветра отпечатались чешуйками
на змеиной спине реки
а истуканы на постаментах
на языке немых хотят сказать тебе
«нервный уличный трафик
требует периодических кровопусканий»
что подарить тебе на память о столице?
гостиница Москва как мертвый кит
которого уже разделывают китобои
плывет по Александровскому саду
и большие весенние звезды не могут зажечься
потому что с небес падает
разбиваясь на снег и дождь
последний напрасный парашютный десант зимы
|