Сайт современной литературы «ПОДВОДНАЯ ЛОДКА»

Электронный журнал (редактор Михаил Наумович Ромм)

  Дата обновления:
16.02.2012
 
Поиск

 

Главная страница
О проекте
Авторы на сайте
Книжная полка
Гуманитарный фонд
Воспоминания о ГФ
Одно стихотворение
Пишите нам
Архив

Проекты:

«Литературное имя»

«Новые Ворота»

Публикации:

Поэзия

Проза

Критика

 
 

банерная сеть «Гуманитарного фода»

 
 

Rambler's Top100

 
 

 

Вход в личный кабинет

 

Дружественные ресурсы:

Из-во «Эра»
WWW.Liter.net
Скульптор Марат Бабин

 
 

Язык мой — зверь мой

Идеи носятся в воздухе и время от времени падают на головы отдельных людей, будоража общественность в широком диапазоне волеизъявления — от единичных и разрозненных творческих порывов до массового психоза. Для сегодняшней ситуации характерно, как это ни парадоксально, своеобразное очищение помыслов и чувств — в то время, как "тело" нации тяготеет к здравому смыслу и прагматизму, "душа" и "дух" оной все более сосредотачиваются на бессознательном, интуитивном и архетипическом. В некотором смысле это возвращение к истокам, к началу мира и человека, в этом мире есть не что иное, как намек на глобальную симметризацию пространства и времени в форме эсхатологического предчувствия, крайне неприятного для всякого живого и биологически активного существа, но посещающего нас, тем не менее, помимо нашей воли и любых разумных устремлений. Это и другие "звериные", неконтролируемые чувства и эмоции имеют, по крайней мере, некую мистическую связь с древними дорелигиозными представлениями людей о тотеме — зооморфном предке, покровителе рода, еще не божестве, но — праотце или "старшем брате", грозном и всемогущем заступнике. Священное животное запрещалось убивать и употреблять в пищу за исключением единственного (праздничного) дня, когда совершалось ритуальное убийство и пожирание тотема, с последующим его оплакиванием и возвеличиванием. (Этот обряд, в частности, дал основание З.Фрейду для вывода об Эдиповом комплексе, как об источнике вины человечества и движущей силе общества, существующей на подсознательном уровне.) Для художника в его вечным вопросом "каким еще бывает человек" тема родства с животным миром крайне актуальна, особенно на фоне общих вздохов и стенаний о гибели цивилизации, крахе культуры и об эпохе Апокалипсиса в целом.

Нина Искренко в музее Палеонтологии

Нина Искренко в музее Палеонтологии

Поэтому вряд ли случайно в стихах некоторых поэтов появляется зверь (или зооморфное существо) в качестве "героя", объекта Произведения (а не просто антуража или персонажа басни, говорящей Эзоповым языком, как это было в прошлом). Эти современные тексты так или иначе несут на себе отпечатки древних тотемических мифов, завуалированных, конечно, во-первых, историческим и культурным подтекстом, а во-вторых — чрезвычайно характерным для сегодняшнего дня ироническим отношением ко всему на свете, что позволяет протащить иные страхи и содрогания человеческие под видом форменного надувательства, или, проще говоря, мистификации.

 

Интерьеры палеонтологического музея выполняют, помимо чисто иллюстративной, еще и метафорическую роль. Внушительные и уродливые остовы териозавров, индрикотериев и лабиринтодонтов — это зримые образы "коллективного бессознательного" (в юнговском понимании термина). Кроме того, с точки зрения массового сознания (да и с нашего, признаться, тоже) поэты выглядят доисторическими, ископаемыми животными, хотя в то же время это единственная категория людей, не нуждающаяся практически ни в чем для осуществления своей деятельности, что довольно удобно в такой метафорической стране, как Россия.

Н.И.

28 октября 1992

Язык мой- Зверь мой

Зверь мой — язык и высок.

Зверь мой — без костей.

Он лепит из себя зеленых и кусачих, членисто и осанисто, шарнирно и улыбчиво, плодитесь и размножайтесь!

И Размножайтис плодится, и Плодитес размножается, но никто из них да не вкусит от плотной материи: должно им поедать друг друга и того, кто слепил их, ибо они — дети его, и плоть от плоти — звери.

Зверь мой — четвертой природы.

Зубы его остроумны, уши чутки, подобно окончаниям прилагательных, лапы мускулисты, как спряжения глаголов, губы его сложены суффиксом -юшк, на шее позвякивает глагольчик однозвучный, а глаза хитро поблескивают, как чередование согласных ц и щ.

Язык мой пятнист и велосипедист, механика его — тонкой природы, шарниры его не скрипят и смазки не требуют.

Зверь мой крылат и шоколад, членистотел и улетел.

Был и нету, пропал куда-то. Вывалился в другую реальность, в зеленый раздувающийся пузырь, где все возможное существует, а все несуществующее — возможно; где все поедают всех, но никто не умирает, где новые виды возникают не по Дарвину, но по Далю или даже по Винни-Пуху — по веселым ублюдочным законам мутантного филогенеза, законам ненормативного языка-зверя. И там, в этом пузыре, они живут всегда, рядом с душами нерожденных младенцев и прошедших свой круг жизнерадостных упокойников, снова сбросив плотную оболочку слова и став тем, чем они всегда и были — чистым зверем-языком, тонкой материей света.

КОМАРОМУХА

Комаромуха любила молодого уховерта,
ухожора, листореза, сердцееда молодцаа.
Комаромуха любила всей душою
молодого листоверта,
ухореза сердцежора, молодца.
Комарамуха любила,
голову свою теряла,
не любил ее жестокий
ухожор и гербицид.
Что ж ты голову теряешь, комаромуха-любила,
из-за этого червяги. пестицида, молодца?
Погляди вокруг на всяких, насекомых, симпатичных,
многохвостых, многоногих, волосатых, на меня.

Ты такая листапуха, ты тикая хасилипа!
Вот башка твоя на место,
больше так не поступай.
Комаромуха глядела, голову назад приставив,

на секомых, волосатых, усоногих, на меня.
Комаромуха летела, больше так не поступала,
мне спасибо говорила по пятнадцать раз подряд.
Комаромуха любила по пятнадцать раз подряд.

"БИОМЕХАНИКА"

Зеленая охота

Хомо-сцапиенс зеленый
под кустом сидит зеленым
и какого-либо хому
ожидает на обед.

Руки-штуки напружинил,
ноги-лапы приготовил,
сабли-зубы растопырил,
рукти-когти заголил.

Хомы ходят по полянкам,
В лес заходят неохотно,
по тропинке к водопою
в одиночку не хотят.

Но известно всем, что хома —
зверь стеснительный и скромный,
что пописать и покакать
ходит в лес по одному.

Трудно-трудно неподвижно,
рукти-ногти напружинив,
полный цикл сидеть зеленым
под каким-нибудь кустом.

Так приятно быть в горошек синий с красным,
или в ромбик, но охота есть охота.
Есть охота — так терпи!
Наконец приходит хома,
хома женская, большая,
и как раз под нужный кустик
приседает, молодец.
О, охотничья удача!

Хомо-сцапиенс зеленый
Вылетает как зеленый
из зеленого куста,
хому толстую хватает,
сабли зубые вонзает,
в нору темную волочит
и съедает целиком.

И четыре полных цикла
он сидит в своей берлоге
и себя в горошек лижет
трехметровым языком.

бюст синантропа

 

На главную В начало текущей В начало раздела Следующая Предыдущая

 © Михаил Наумович Ромм  Разработка сайта