Печатается по материалам журнала «Новая Одесса»

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

Закон рожденья Ангелов небесных

Первое слово, которое она ему сказала на "ты", было "одевайся".

Они лежали, утопив друг в друге дыхание, на затоптанном паркете случайного в их жизни кабинета. Вид из окна был страшен и привычен: шли и шли у горизонта четыре котельные трубы, а вдоль трамвайного пути шли и шли задымленные солдаты. И казалось, конца и края не будет этой зеленой гусенице — и вчера, и завтра, и опять они будут идти по прямой дороге на запад и нести на плечах дым котельных труб и весну.

О весне она подумала еще утром, сравнив цвет солдатских ватников с нежной зеленью готовых лопнуть каштановых почек, набухающих в банке на подоконнике.

С утра они пили, молча обкатывая бусинки "Совиньона", и она обещала:

— Я вам дам почитать эту книгу Триоле, "Авиньонские любовницы".

А он ей отвечал:

— Вы уже обещали два дня тому, но в связи с другими, именно эту книгу.

— С чем в связи? — спросила она голосом покорным, ей не свойственным.

— В связи с другим французом, вы читали про блох, и жену, и любовницу даже, с которыми нужно быть на страже...

Они опять молчали и еще пили, пока не закончился "Совиньон". И тогда они расстались.

Она ходила по кабинету, смотрела в окно, потом сгребла в охапку бумаги со стола, свалила их в кресло и, сказав сквозь зубы "Вот так вот", пошла в гастроном, но "Совиньона" ей не досталось — купила полусухое столовое. И чернослив на закуску.

— Никогда не пила вина, —' говорила она ему через два часа, — всегда коньяк или водку. Что вы делали эти два часа?

Он сказал, что опоздал с обеда и начальница его ругала, а он смотрел и улыбался, и тогда начальница сказала, что думает.

— А думает она, что мы не сработаемся, — весело закончил он.

—Это про начальницу, а мне про вас хочется знать — где вы . были два часа, на которые опоздали с обеда?

Глаза у него распахнулись, лучистые глаза, а волосы были легкие и длинные: мальчик, ломкий тростник, как говорил Паскаль о таких...

Она не могла не светлеть лицом, встречаясь с ним в лифте или долгих издательских переходах. Она была уверена, что он ангел. Не в смысле, что такой хороший и красивый, то есть и это тоже, но ангел вообще, натуральный. Небесный..

Еще она думала о себе, что она тоже ангел. Но заблудший, забывший из-за реальной жизни, в которой приходилось быть, женой, матерью и работником, о своем ангельском предназна, чении.

И вот ей настоящего ангела послали, чтобы она опомнилась и поправила все, что еще можно было поправить.

Поэтому, когда он разливал , по чашкам красивое красное столовое, она лицом светилась . — то есть, светился он он всегда светился и лучился, а она отсвечивала.

Отсвечивала — и чувствовала, какое у нее лицо становится...

— Отпущенное, — сказал он, улыбаясь.

—Что отпущенное? — переспросила.

— Лицо.

И она поняла, что им и не надо разговаривать. Мысли помещались в них одновременно и плавали, как необязательные, редкие рыбы в реке, у которой не было ни истока, ни берегов, а только конец ведом, и конец этот единственен — утопив друг друга в дыхании, выдышав его совсем в эту реку, что заполнит все небо. И в небе ничего не будет, кроме их дыхания, которое есть счастье.

— ... Счастье на века. У советской власти сила велика, замурлыкала она, задумавшись.

Oн же вдруг посмотрел строго и печально, и брови его свелись чертой, под которой значилось, что она совсем пропащий ангел, и не видит он для нее спасения иного, чем слово.

И он заговорил:

— У нее двое детей, две девочки. У моей жены. Это наверное, хорошо — иметь своих детей.

Она не ответила, подумав, что у нее двое мальчиков есть, но хорошо ли ей? Нет, она не ответила ему.

Еще он говорил:

— Я в Польшу ездил, четыре раза. Ну, гостиницы, вещи, продать, привезти... Одной девочке шесть, другой — восемь, жена с ними ко мне ушла от своего мужа. Она на земле живет, но меня не понимает. Вот только четыре дня, как что-то разладилось у нас.

И он посмотрел на фиолетовые гиацинты, что на столе стояли и пахли, и уводили от четырех дней сюда, где они сидели и пили красное столовое.

Цветы он оставил под дверью утром, а она пришла только к обеду, и вся служба ходила мимо гиацинтов, лежащих на паркете. Конечно, ее потом спрашивали, откуда и кто. А она улыбалась, и думала не на него, а на кого думать, не знаю. Но на него не думала, потому что зачем ангелу Цветы под дверь класть? Разве в райском саду цветы срывают для того, чтобы подарить?

Оказалось; именно там и срывают.

... Когда вино допили, он. уже на корточках, у ее ног сидел.

А она думала, что ангелы бестелесны и поэтому не трогала его руками. А только взглядом. Пока он не пересел на стол и стал выше, а она сидела между окном и столом, на котором он сидел, и голову втягивала в плечи, чтобы не соблазнять ангела.

Но он просто по голове ее гладил и поцеловал за ухом. Как смертный межчина. Только очень красивый. И молодой.

Она еще успела сосчитать, что на семнадцать лет... Но он поймал рыбку молча, губами, и уже не думала она ни о чем.

Потом он говорил:

— Нам еще надо ехать в трамвае долго.

Они долго ехали трамваем, и выходя, она только и сказала:

— Счастливо!

А он подумал, что вот она уходит. И рассказ напишет. О двух ангелах. А ведь у него не получилось... Он ведь тоже, как она... среди живой жизни живущий. И забывающий постепенно об ангельском чине. Потому что живая жизнь — она-то ведь и создает поле небесное, по которому ангелы ходят, готовясь спуститься вниз, к тем. которые живой жизнью живут, забывая постепенно об ангельском чине.

И что сегодня одним ангелом в живой жизни стало меньше. Но ангелов небесных — прибавилось! Просто не могло не прибавиться. Ибо ангелы небесные из одного счастья и освобожденного дыхания рождаются,

А они все законы непорочного рождения ангелов соблюли.

Издать книгу

Проект «Литературное имя»

Газета «Гуманитарный фонд»

«Купить книгу».  «Магазин в рюкзаке»

Премия «Живая литература»

Ваши баннеры на наших страницах