Данно уже пора, по-моему, провести опрос среди читателей "ГФ": "За что мы любим газету?" Думаю, будет много интересных суждений, особенно в ответах читателей из обеих столиц, не столь страдающих от информационного голода. Я, например, люблю "ГФ" — помимо всего прочего — за его полную непредсказуемость.. Никогда нельзя даже предположить, какого рода публикации — какие, чьи, о чем, — появятся в следующем номере. Однажды, помнится, появился на страницах родной и любимой газеты даже обзор наличной политической ситуации (если не ошибаюсь, принадлежащий перу все того же сакраментального В.Несова). Но мы истории "ГФ" не пишем (хотя, опять же, давно пора): это все присказка.

ОСТАВИМ В ПОКОЕ ПОМОЙКУ

Статью нежно мною любимой Эвелины Ракитской "Придите и плюньте, и не стесняйтесь" (№29) я читал со сложными и противоречивыми, значить, чувствами. Возобладало тягостное ощущение тотального непонимания, схожее с тем, на котором ловил себя герой замечательного стихотворения Игоря Чурдалева, переключая телевизионные каналы. Я, прежде всего, не понимаю, какое дело читателю "ГФ" до "жизни" правящих структур бывшего Союза писателей (а вернее, осколков этих структур)". Может быть, кому-то это и интересно — из числа реликтовых приверженцев натуральной школы, — но тогда это лучше представлять в драматической форме: стенографировать, расшифровывать и отдавать Марии Арбатовой для сборника современной драматургии — вдруг там дефицит по части театра абсурда? В форме же отчета высказывания "пьяного Бондарева с трибуны" как-то вяловаты. Если же говорить о содержании, то какое, скажите на милость, отношение к литературе имеет борьба за власть между Бондаревым и Черниченко? Уж не представляют ли они различные литературные школы? Или, может быть, "демократическая фракция" писательского союза — это фракция талантливых авторов? Я, разумеется, не имею в виду, что их там нет, но разве по этому принципу они объединялись? Что же касается идеологической стороны, то слово "демократический" рядом с именем Марины Кудимовой — это, знаете ли...

Далее. Я не понимаю длящихся уже не один год разговоров о Литфонде, особенно когда эта проблематика ставится во главу угла. И дело здесь не только в том, что мне странны — возможно, по молодости лет, — идеи вроде "больничных для писателей", "отпусков для писателей", "пенсий для писателей" (когда они уже не могут писать по возрасту?), и даже не в том, что Тургенев и Чернышевский создавали благотворительную организацию для вспомоществования бедствующим, которая уже под воздействием "совка" трансформировалась в уродливое подобие профсоюза. А дело в том, что когда Эвелина Ракитская пишет, что "надо бороться за блага своих людей", я не могу отделаться от мысли, что бороться-то все-таки надо за выживание культуры... Только не надо обьяснять, что культура, в отличие от отдельных ее больных и нищих деятелей, выживет и так! К сожалению, мировой опыт XX века заставляет в этом усомниться: культура (точнее сказать, высокие ее проявления) выживает постольку, поскольку кто-либо занимается ее сохранением, сбережением, культивированием (эти слова недаром одного корня). В противном случае, увы, рукописи горят, и даже пепла не остается.

Затем я совершенно отказываюсь понимать апологию Литинститута на страницах "ГФ". Я тоже без труда различаю тех, кого Эвелина называет "нашими" и "не нашими", хотя преимущественно не по текстам, а по манере общения. У студентов и выпускников Лита очень специфические интонации. Что же касается "почти неуловимого, но твердого знания, зачем вообще нужна литература", то вероятно, особенно много этого знания получают воспитанники семинаров Фирсова и Цыбина.

Ну и, конечно, есть некоторые недопонимания, по мелочи. Скажем, я понимаю, вроде бы, почему в статье Э.Ракитской говорится: "какой-то Золотцев". Но не понимаю, когда рядом говорится "некий Леонид Зорин". По моим скромным представлениям, Леонид Зорин существенно в меньшей степени "некий", чем Иванченко, Кондакова и Владимир Иванович Гусев, — по крайней мере, если говорить об "оттепельной драматургии, о "Римской комедии", "Царской охоте"... Если, конечно, автор статьи просто не знает, кто это, тогда прошу прощения, — очевидно, данное Литинститутом "знание, зачем нужна литература", оказалось либо чересчур "неуловимым", либо слишком "вообще"...

Как сказал классик, автора нужно судить по тем законам, которые он сам над собой ставит. Эвелина сознается: "Пишу все это для того, чтобы не было мне хода в эту помойку . Откровенно говоря, у меня нет ощущения, что за эту статью Эвелину Ракитскую не пустят в Союз писателей (или как там это будет называться), потому что сама постановка вопросов в статье — абсолютно в духе означенной организации. Давайте договоримся, наконец: помойка воняет и без нас. Не будем тратить время, силы и газетную площадь "ГФ", чтобы лишний раз ее ворошить.