ПОДВОДНАЯ ЛОДКА Сайт современной литературы

Электронный журнал (редактор Михаил Наумович Ромм)

  Дата обновления:
08.12.2010
 
Поиск

 

Главная страница
О проекте
Авторы на сайте
Книжная полка
Гуманитарный фонд
Воспоминания о ГФ
Одно стихотворение
Пишите нам
Архив

Проекты:

«Литературное имя»

«Новые Ворота»

Публикации:

Поэзия

Проза

Критика

 
 

банерная сеть «Гуманитарного фода»

 
 


Rambler's Top100

 

Вход в личный кабинет

 

СТОИТ В ПОЛЕ ЧЕРЕПОК...

Лошадиная голова.


"Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норушка и спрашивает:
— Терем-теремок! Кто в тереме живет?"

Так начинались известная всем сказка "Теремок" до революции. И никого (ни издателей, ни родителей, ни, наконец, детей) не смущало, что действие сказки разворачивается вокруг и внутри лошадиного черепа. Знаменитый Георгий Нарвут в не менее знаменитой серии иллюстрированных детских сказок издательства Кнебеля создал запоминающийся образ недолговечного жилища мышки-норушки, лягушки-квакушки и иже с ними. Куда же исчез череп (в варианте А.Н Афанасьева — лошадиный остов) из современных "детских"* изданий этой сказки? И откуда появился теремок в псевдорусском стиле?

Начав задаваться вопросами "Куда исчез?" и "Откуда появился?" при сравнении современных и "прежних" (либо нынешних "академических") детских книг, остановится трудно. Откуда появились в финале сказки о Красной Шапочке бравые охотники, вершащие над волком скорый, но справедливый суд и спасающие легковерных бабушку с внучкой? Авторский вариант кончается съедением Красной Шапочки. Правда, после этого следует изящное стихотворение, несколько снижающее трагизм ситуации.. Что-де молоденьким девицам надо быть особенно осторожными, так как кавалеры зачастую под нежными речами скрывают волчью сущность. Но и это моралитэ исчезло из сказки. Почему другая, не менее знаменитая сказка Шарля Перро "Спящая красавица" обрывается, не дойдя до середины? Ведь у Перро сказка фактически начинается с пробуждения Спящей Красавицы. Она выходит замуж зя разбудившего о ее принца и рожает ему сына и дочь, после смерти отца принц становится королем и уже в этом качестве уезжает на войну, вдовствующая же королева-мать, оказавшись людоедкой, решает в отсутствие сына полакомиться внучатами, в дело вмешивается благородный слуга и т.д. Такой детский триллер. Однако все эти удивительные события в советских детских изданиях отсутствуют.

К этим вопросам примыкает еще один, смежный: каким образом к разряду детской литературы оказались отнесенными книги, написанные вовсе не для детей (яркий пример — "Путешествия Гулливера"), подвергшиеся для :iroro "переработке" и "адаптации", зачастую до неузнаваемости? Зато многие истинно детские произведения, составляющие "золотой фонд" мировой литературы, оставались непереведенными и неизданными (книги Джона Толкиена и Клайва Льюиса, Френка Баума, Гью Лофтинга и т. д.). Ответом на эти вопросы должна, по замыслу послужить
данная статья.

Слово "жопа'

Учительница: Нет такого слова "жопа"
Вовочка. Как же так — жопа есть, слова нет?

Школьный анекдот.

До сих пор исследователи не оставляют полы ток разобраться в душах создателей "первого мире государства рабочих и крестьян". Много говорилось о психологических нюансах, тонкости их мировоззрений. Укажу еще одну особенность: все они — и отцы-основатели, и их помощники и подручные — были людьми вопиюще дурного вкуса. Это, безусловно, сказалось в области политической (человек с хорошим вкусом просто не в состоянии совершить некоторые поступки, они оскорбляют его эстетическое чувство), в области же всякого рода художеств это обстоятельство стало определяющим.

Кто был в ленинское время главным специалистом по культуре и образованию? А.В. Луначарский — жалкий графоман, создатель курьезных в своей беспомощности пьес. Правда, в первые послереволюционные годы вопросами литературы ведали все же профессионалы (Валерий Брюсов, например), в редакциях и редколлегиях заседали люди с заслуженным авторитетом. Однако вскоре "лафа" кончилась, "кухарка" научилась управлять и властно заявила свои права. С собой она принесла свои представления об изящном, представления не деревни (т.е. "народа"), не города ("интеллигенции"), но пригорода, Марьиной Рощи. (Очень точно отозвался о Людмиле Зыкиной журналист, имя которого я, к сожалению, позабыл: "Зыкина — певица Новых Черемушек"). Конечно, ей не нравилась "лошадиная голова" — это так неизящно, грубо. То ли дело домик васнецовский!

Облагораживающему влиянию цензуры подверглись и "Приключения барона Мюнхгаузена". Казалось бы, что может быть невиннее этих занимательных историй? Ан нет. и знаменитому барону случалось грешить против благопристойности. Чего стоит хотя бы неизвестная, к счастью, нашим детям история о нападении на Мюнхгаузена огромного медведя в тот момент, когда он посредством ножа разбирал затвор своего ружья (кстати, действие происходило в России). От страха и неожиданности барон поспешил забраться на дерево, выронив при этом нож. Представьте себе: барон — на дереве с бесполезным ружьем в руках (без ножа его не соберешь, а нож лежит внизу), медведь же потихоньку на это дерево взбирается. Какова коллизия? Есть от чего утратить присутствие духа.

Но не таков наш барон. "Я направил струю жидкости, которая в минуты страха у человека всегда имеется в изобилии, прямо на черенок моего ножа. Царивший в то время жестокий холод мгновенно заморозил струю, так что через несколько мгновений от черенка прогнулась сосулька такой длины, что доставала до нижних ветвей первый. Ухватив удлинившийся черенок, я без труда, но с большой осторожностью подтянул нож к себе." Нет нужды говорить, кто вышел победителем из этого поединка.

Припоминается еще один случай столь же удачного применения собственной мочи другим широко известным героем. Речь идет о Лемюэле Гулливере. В "детском" варианте истории его путешествий отсутствует целая сюжетная линия (весьма важная) для понимания сути происходящего): история взаимоотношений Гулливера с императрицей лилипутов. Царственная особа ненавидела отважного путешественника, стремилась погубить его, а главной причиной этого был не совсем стандартный способ тушения пожара в ее покоях, к которому вынужден был прибегнуть Гулливер, когда все стандартные способы оказались неэффективными.

"Накануне вечером я выпил много превосходнейшего вина..., которое отличается сильным мочегонным действием. По счастливой случайности я еще ни разу не облегчался oт выпитого. Между тем жар от пламени и усиленной работы по его тушению подействовали на меня и быстро обратили вино в мочу; я выпустил ее в таком изобилии и так метко, что в какие-нибудь три минуты огонь был совершенно потушен..."

О судьбе "Путешествий Гулливера" надо сказать особо. Тут дело не в изъятых по причине "неблагопристойности" эпизодах (не удержусь и приведу еще один, из "великанской" части Путешествий: рассказ о бесцеремонности фрейлин императрицы Бробдингнега, которые "раздевались донага, меняли рубашки в моем присутствии... Это зрелище совсем не соблазняло меня и не вызывало других чувств, кроме отвращения и гадливости; когда я смотрел с близкого расстояния, кожа их казалась страшно грубой и неровной, разноцветной и покрытой родимыми пятнами величиной с тарелку, а волоски, которыми она была покрыта, имели вид толстых бревен, обойду молчанием остальные части тела... Самая красивая из этих фрейлин, веселая шаловливая девушка шестнадцати лет, иногда сажала меня верхом на один из своих сосков и заставляла совершать по своему телу другие экскурсии..."), дело в другом.

Переработка "для детей" текстов, изначально для них не предназначенных — дело рискованное, особенно когда автор уже не может вступиться за свое детище. Мало того, что извращается замысел (мне нелегко представить себе книгу более далекую по замыслу от детей, чем "Путешествия Гулливера"), так еще за этой книгой прочно закрепляется репутация "детской" и, повзрослев, читатель уже не возвращается к ней. К тому же ее "взрослый" вариант практически не издают, и книга в ее подлинном виде исчезает, подмененная "адаптированной" версией.

Кроме борьбы за соблюдение приличий, советский издатель детской книги озабочен тем, как бы не переборщить со страданиями героев, с описаниями жестокостей и зверств. Зачем ребенку страсти "Спящей Красавицы"?

Вообще, представления о взаимоотношениях "писатель-читатель" у советских издателей детской книги было несколько гиперболизировано. Это. мол, во "взрослой" литературе писатель пописывает, читатель почитывает. У детей все иначе. Книга сразу накладывает неизгладимый отпечаток на неокрепший детский ум и психику. Расскажет, к примеру, бабушка внуку на ночь про колобка, утром глядь — а внука и след простыл. "От бабушки ушел, и от дедушки ушел..." А интимная сфера? Как сможет юный читатель (слушатель) объяснить себе, зачем "на кровать слоновой кости положили молодых и оставили одних"? Или понять, что и куда "царица молодая, дела вдаль не отлагая, с первой ночи понесла"? Все это очень опасно.

В двадцатых годах существовала даже педагогическая школа, основанная на принципах изъятий сказок из детского чтения. Корней Чуковский отдал много сил борьбе с ней, о чем рассказал в главе "Борьба за сказку" в своей книге "От двух до пяти" (эта глава почему-то отсутствует в большинстве изданий). Приведу из нее одну лишь цитату,
"В Ростове на-Дону некто П. (уж не Передонов ли) тиснул в ту пору статью, где грозно осуждал знаменитую сказку о Мальчике-с-Пальчик за то, что в ней изображены людоеды. Должно быть, он полагал, что ребенок, прочитавший эту сказку, вырастет и сам людоедом.
— Почему вы питаетесь человеческим мясом? - в ужасе спросят у него окружающие.
— Мне в детстве прочитали сказку о Мальчике-с-Пальчик.
А в Чкалове какой-то Булгаков так прямо и напечатал -на белой бумаге, что волшебная сказка — это школа полового разврата, потому что, например, в сказке "Золушка" злая мачеха, которая из одной только потребности мучить насыпает своей падчерице золы в чечевицу, есть, несомненно, садистка, а принц, приходящий в восторг от башмачков бедной Золушки, есть замаскированный фетишист женских ножек!"

Доктор Айболит и доктор Дулитл.

Корней Иванович Чуковский послужит переходным мостиком ко второму вопросу — проблеме авторских прав, в русской послереволюционной литературе для детей сложилась традиция, можно даже сказать — возникла литературная школа, объединенная двумя "фирменными" художественными приемами. Они просты и изящны, и в совокупности составляют гармоничное целое, подкрепляя достоинства и устраняя недостатки друг друга.

Первый из них состоит в переработке хорошей "импортной" детской книжки и последующем издании полученного продукта с новым названием и авторством. Второй же заключается в недопущении издания оригинала на русском языке. Что в данном случае понимается под переработкой? Известны примеры, когда произведение действительно "снимается в ноль", т.е. заимствуется и сюжет, и герои. Пример — прозаический вариант "Доктора Айболита" или "Волшебник Изумрудного города", В таком случае об источнике сообщается (хотя бы в послесловии некоторых изданий). Само собой разумеется, что ни "Доктор Дулитл" Гью Лофтиша, ни "Волшебник из страны Оз" Френка Баума шансов увидеть свет в доперестроечные времена не имели.

Но детская литература устроена иначе, чем взрослая. Слог, всякие стилистические "примочки" здесь такой роли не играют, даже сюжет сам по сей день не так важен. Важна некая идея, антураж. Ну, на пример: современный подросток случайно вытаскивает из воды сосуд с заключенным в нем джинном (Томас Гатри, "Медный кувшин"). Или городок, где живут маленькие такие человечки, один — врач, другой, художник, а третий — бездельник и недотепа (длиннейший американский киносериал про Нодди). Если идея удачна, то ее можно разрабатывать очень долго. На Западе так и делается: серию про страну Оз продолжает уже третий писатель.
У нас наследники Волкова пока не объявились. Но так как никаких сомнений относительно собственных Платонов у россиян нет, появления "Незнайки и стране ниндзя" долго ждать не придется. В чем, собственно, ничего дурного не будет.

В место библиографии.

Может возникнуть резонный вопрос; вот автор говорит
— то убрали (по цензурным соображениям), это вырезали... А сам цитирует, цитирует. Из каких таких источников эти сведения? Ответить и просто, и сложно. Просто перечислить: это, мол, издание такого-то года такого-то издательства, а это — вовсе другого года и т.д. Но ведь нужно тогда объяснить, как и почему в таком-то году в таком-то издательстве появилось издание, в котором вопреки традиции приводится полный текст, указывается настоящий автор. А это вопрос большой статьи, многих знаний. Я же попробую рассказать об этом не греша против истины, но коротко.

Золотой век российского книгоиздания пришелся на 20-30-ые годы. Лучший пример — издательство "Academia", выпустившее в тридцатые и "полного" Гулливера, и "Мюнхгаузена" Иммермана, и "настоящего" Робинзона Крузо (еще одна прекрасная книга, известная нам только в "пересказе" Корнея Чуковского), и многое, многое другое. Да как еще выпустило! Здесь годятся только превосходные степени: Гулливер, скажем, был издан в прекрасном переводе, с великолепными комментариями и классическими иллюстрациями Гранвилля, где, кстати, момент тушения пожара изображен во всех подробностях. Один только штрих. Исследователь и собиратель "Academia" Марк Рац, приводит воспоминание сотрудницы издательства: "Директор А.Кроленко бегал по магазинам, разыскивая одному ему ведомую ткань цвета океанской волны для переплета книги".

Конечно, и "Academia" отдала дань времени. Часть тиражей предназначалась для подарков начальству, и эти экземпляры отличались не только оформлением. В каталоге "Academia" (Москва, '"Книга", 1980 г.) под номером 321 значится "Книга тысячи и одной ночи" в восьми томах. В описании пятого тома читаем: "Том 5-ый. Ночи 434-591, 640 страниц, 15300 экземпляров. Дополнительно "Ночь 591", 4 страницы. 150 экземпляров". Не знаю, к сожалению, что же произошло в 584-ю ночь, странно лишь, что убрав ее из основного тиража, издатели не изменили название. Другой пример. Номер 79: "П.Браччолини. Фацетии. 1934 г., 356 страниц, 5300 экземпляров" Номер 80: "П.Браччолини. Фацетии. 1934 г., 444 страницы, 300 экземпляров".

Но так ли важны эти примеры? Исчезло издательство в 1937 году, и библиофильская легенда так объясняет причину этого: "Задумала "Academia издать Макиавелли: "Государя" и "Историю Флоренции". Увидел в этом Сталин намек нехороший и прихлопнул в момент!". Может, и врет легенда, но даром такие легенды не складывают.

.

 

 

 
На главную В начало текущей В начало раздела Следующая Предыдущая
 

 

 
 
 

Дружественные ресурсы:

Из-во «Эра»
WWW.Liter.net
Скульптор Марат Бабин

 

 © Михаил Наумович Ромм  Разработка сайта