ПАВЕЛ МИТЮШЁВ

Предисловие

Эта хроника бесповоротных событий событий не содержит. В ней описывается один поход, день за днем, может быть бегство. Летописец ничего не знал о бегстве, — ничего не знал, о к которой неистово мчались хмурые изоспленные воины и о предшествовавшем поражении. Мне же показалась перспективной атмосфера жгущих метаний, панической отваги, неистовой обреченности, довлевших над той смутной кампанией навсегда утерянного, по всей видимости, года.
из кн. "Москва. Настольная игра".

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Первое упоминание о существовании города Москва мы находим у отца истории Геродота, когда он во И томе ("Евтерпе") приводит рассказ Амрелия Синчийского, известного больше по отрывочно сохранившейся переписке с женой императора Мит-ридата. Слухи о северном "Городе Утренней Прохлады" пересказывает — тремя веками позже — и Чжан Цянь, описывая свое путешествие в Мавераннахр.

XVIII век, питая особую страсть к "белым пятнам" истории и доосмысливая рецидивы Смутного Времени, снабжает уже оформившуюся легенду новыми подробностями. Так. например, в Тайном Донесении Ее Императорского Величества Канцелярии прямо указываются координаты неизвестного ранее великого города, затерянного среди трясин и барханов, "яко велми красен и чуден зело еси". Для его поисков снаряжается экспедиция (на деле же вызванная тайными амбициями Туровского), после которой составители Донесения благополучно четвертуются.

В XIX веке количество экспедиций растет лавинообразно, возможно благодаря общему смягчению нравов. — ас введения института Суда Присяжных достигает рекордного уровня.

Эта тенденция сохраняется вплоть до начала второй Турецкой войны, когда в связи с резким увеличением расходов окончательно прекращается субсидирование всех сумасбродных идей (в т.ч. и данной), с целью употребить высвободившиеся средства на закупку в Англии самодвижущихся колясок для карнавала по случаю намечающегося рождения Наследника.

Москва росла, капитан Разумовский бил стекла в "Астории" и кричал, что уже видел за Дмитровской грядой свечение великого Города, требуя у лакея немедленно выдать ему жалких 200 тысяч на новую — и последнюю — экспедицию. Наследник так и не родился, т.ч. и деньги вроде бы появились — но стремительно взошедший на научный небосклон Спирицкий единолично и окончательно решил проблему, опубликовав в "Отечественных записках" статью "К вопросу о ....". Легенды о существовании некоего мифического Города. — говорилось в ней, — питающие нездоровый интерес определенной части нашей публики ко всем этим сомнительным Пальмирам. Троям, Эльдорадам и Москвам — и это научно доказано — не более чем результат ослабшей работы с населением низшего звена духовенства, на что и указано Обер-Прокурору и доведено до Святейшего синода. Никакой Москвы нет, — говорилось далее, а есть земельные и финансовые проблемы и их-то и надо решать, повернувшись к ним лицом. В конце статьи автор просил у Правительства на дальнейшее развитие земельной реформы 8 млн. золотых рублей (которые очень пришлись, в связи с ремонтом Василием Петровичем своего порядком обветшавшего дворца в Гатчине).

Вывод "душителя Каракалпакии" относительно существования Москвы как-то нешумно перекочевал в "Историю нашей Родины", лишь приписываясь теперь автору серии, академику Кожинскому. Итак, Москвы нет. Есть Маркс, есть (никуда не денешься) Ленин, и есть Вождь Всего Мирового Пролетариата — а Москвы — нет. И Кирова, кстати, тоже уже нет. Хотя Орджоникидзе пока еще есть, и на это нельзя закрывать глаза. И даже опубликование архивных материалов, документально подтверждающих факт открытия Москвы в 1492 году с последующим ее заселением выходцами Старого Света — не смогло поколебать устоявшийся стереотип. И неудивительно, что срочно организованные торжества, посвященные славному юбилею открытия Москвы, прошли при пустых трибунах. Нет — так нет.

Пройдут еще долгих 23 года, прежде чем на XX сьезде не будет принято решение о возобновлении работ по поиску Москвы с целью возможного ее использования в народном хозяйстве, прошедшее, впрочем, незамеченным на фоне исторического доклада Первого Секретаря.

Но как бы там ни было, а уже спустя два года была разработана концепция о комплексном подходе к исследованию проблемы поиска Москвы. Стало наконец ясно, что успех может принести не какая-то одна отдельная удачная экспедиция, не снимок из космоса (на что втайне все очень рассчитывали), а планомерное изучение всех вопросов, касающихся указанной проблемы. Не открывать, а изучать — знаменитый афоризм Байхина стал девизом Института Разведки Москвы.

Институт рос. становился на ноги, слово "Москва" замелькало, после полувекового перерыва, в печати, был проведен Первый международный Конгресс по Проблемам Истории Поиска Москвы (ИПМ). где Бергсон сделал доклад, положивший начало целой школе... и все же...

Живет в народной памяти прекрасная легенда, что есть где-то есть на Земле Неведомый Город, где дышится вольно, счастливо, в мире и довольстве.
87, Москва

СЛАБОЕ ПОСТУПАТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ.

Как вы сказали, — артроз?

Предложение, выдержанное в повествовательной интонации, вдруг заканчивается вопросом, в общем-то несущественным, стилистическим. Этак надо произнести с подъемом: "как вы сказали — артроз?", будто от правильности расслышения зависит не только наше будущее, но и смысл сказанного ранее.
Будто смысл и состоит в той атмосфере невнимательности (вы помните: полутемная распахнутая веранда, мошкара, почти неслышное шоссе, поздняя весна, сирень, письмо из Кабула, сирень, чуть не керосиновая лампа... как вы сказали?..), в этом переспрашивании, в помешивании жидкого (артроз) чая, ночь, Колчаново,

Уже вторая ночь, всюду разлит тонкий аромат, аромат, аромат — хорошее слово — аромат; аромат был настолько тонок, что... нет, не удержусь еще: аромат, аромат. Аромат.

Вот я пытаюсь встать, а колено ни к черту (см. выше), особенно по ночам (см. выше).
Только при чем здесь ночь? 14 30, Колчаново, рано еще.

А что, что — рано?! Вставать рано, выходить рано, поступать рано, завязывать рано, жить рано? Теперь за дело. Итак: ... Но все-таки. Вот, к примеру, сейчас 15 21, так может уже пора?

Пора. Мне понравилось это слово и я его написал. Написал, пока нравилось. Когда оно перестало нравиться, я его уже не написал. Пора бы, но от него по-прежнему нет вестей, совершенно. Абсолютно никаких.

"Но он мне обязательно скоро напишет...", — наивная бабушка! Она не знает современных тенденций в экспериментальной прозе. Тексты за себя не говорят.
И если тексты не говорят даже за себя, то уж мы-то не будем оказывать им эту непрошенную услугу, не говоря уж о предоставлении последнего слова.

P.S. Возможно, единственным, что останется от данной страницы, как раз и будет это последнее слово, незамедлительно предложенное Поздищевым, верным шакалом Оган-Хана.
87

ANNO DOMINI

В то свежее летнее утро, заперев за собой дверь и держа в руке прохладную газету, Фаиз Д. Голин вышел из дома навстречу собственной смерти.

Кран по-прежнему капал. Нужно его менять, подумал старший инспектор Поташко и повторил вслух: "Нет, нужно его менять". "А я что тебе! — отозвалась из кухни Марина. — Вот Лариска поставила финский, так и думать забыла", Николай Леонидович хотел было ответить, но неожиданно его внимание привлек заголовок статьи во вчерашней газете. Старший инспектор перечитал заметку два раза.

Там сообщалось, что на 42-м километре Калужского шоссе, недалеко от пос. Горенки произошло ДТП: водитель бензовоза Кравчук, находясь в нетрезвом состоянии, пересекал дорогу, когда из-за поворота на большой скорости вылетел тяжело груженный КАМАЗ с прицепом. Всего лишь мгновение потребовалось Лихареву, чтобы принять единственно верное решение. Он рассуждал так.

Раз назначено на семь, то раньше восьми за стол не сядут. А поскольку дорога займет ну, скажем, ну полтора, даже, часа, то выходить из дома надо... Итак, восемь минус полтора... А лучше — семь тридцать минус полтора (и то если на Столбовой не ждать), плюс семь минут на длинный переход на Парке Культуры.

Я люблю этот суматошный и одинокий парк. Когда-то (как рассказывала мне бабушка) здесь была городская свалка. Потом ее разравняли, прикрыли дощатыми помостами и устроили первую экспозицию сельхозвыставки (будущей ВДНХ), на которой Михаил Афанасьевич Булгаков, с двумя дамами...

Парк Культуры. Я люблю его целлюлозные сосиски и двубортные пиджаки пригородных дебилов. Лихие пустующие карусели и лимонные ляжки ароматичных блядей. Шло лето восьмидесятого года. Поэты состязались в метафорах. В блинную уже не пускали.

Мы устроились на скамейке и стали смотреть на мусорный красивый пруд. Недалеко от берега две девушки1 пытались грести одним веслом и одновременно визжать. Мы заговорили о бесплодной страсти Димитрия Афонского. Наконец началась ночь. Ртутные фонари выхватили из душистого мрака шершавую кожу тротуаров; кусты сгустились и исчезли. Издалека доносился проснувшийся жасмин. Я ответил, что все четыре.

85.

НАШЕСТВИЕ

Когда орды светловолосых жуджей, кованных медью, вторглись с юга в бескрайнюю, как маогх, Браваннаппури, и, схлынув с сезоном дождей в некогда тучной долине, в горах, что к востоку от Раа, чтоб лилось рекой священное дерево сакха, засыпались колодцы на пути каравана к утопающему в роскоши ал-Байду и пили паломники верблюжьи мочу и разбухали гноем, не дойдя по старым такырам двух дней до Таваджа, и нога проваливалась в сыпучую вязь, проломив корку соли. Пока не пройдут рамазданские ливни и зыбучие расселины Маргадага не превратятся в вязкие котлы, кургуровы желоба и мертво накатывает тяжелая ночная вода и где-то в маджане, находит свой неоплаканный конец, дробясь на неравные части. Этому ли Он учил, перейдя пустыню вброд и оставив следом не более других: ушел и нет и вьется сушащий сай'закре зеленое знамя Пророка, рубится алый уголь в горах, медленно ступают тяжелые фаланги и небо безлесым тюрбаном разматывает подшерсток вдов. Вся пыль Поднебесной до самого Хорасана, до зловредных и диких юуней, вся грязь пропеченной почвы, вся трава; все подати, не собранные в срок для Цветка Всесветлейшего. Медленно сох гжаль, ветшали рулоны коптской пряжи, столь ценимой при благословенном дворе эмира Зур-уль-Дина ад-Дада, да будет он жив, невредим и здрав! А он сидел третий день недвижим, любуясь этой чашкой, нежной, как нарцисс (шейх цветов, да не оставит Всевечный, Всемогущий своей милостью!), которую ему привез дядя из буддийского монастыря Шшуй-чи, расположенного в кристальных и мертвых горах северо-восточного Сина. Она имела традиционную форму "унь", но лишь снаружи, поскольку весь внутренний объем занимали причудливые натеки и вымоины, напоминавшие то ступню светлейшего, то сталактиты пещеры Кач-Васа, равной которой не сыщется во всей Вселенной. Ал-Касым ибн Хордад-бех долго поворачивал ее в руках, наполнив на треть душистым горячим настоем и разглядывая неповторимо-прекрасные фигуры пересечения внутренней поверхности тончайшего фарфора с горизонтальной плоскостью остывающего чая. Ни одна из них не повторялась. Когда-то, лет пятнадцать назад, он впервые услышал дядин рассказ о том. что в молодости тому поведал один человек, весьма заслуживающий доверия, что при некотором количестве жидкости, ни каплей больше, ни каплей меньше, существует одно положение чашки, такое, что образовавшаяся фигура примет форму профиля Гуатамы. И тогда количество чая, измеренное в сайях*. откроет мировое число "вайш". Эмир правоверных поклялся, что не встанет с места, пока не отыщет золотого ключа к алмазным воротам сей великой тайны, однако скоро бросил это занятие, поняв, что скорее всего вычислит экзотическим способом все то же число "пи". Бесцельность дела, которому он чуть было не посвятил жизнь, поразила его больше, чем сочинение блаженного Фимеостия, левобережная копия Шу-наньского оригинала эпохи Ан.

87