|
ВОЙНОВИЧ В МОСКВЕ
«Ходят спухи, что Войнович получил квартиру в Москве. Его надо разыскать и... проинтервьюировать» — сказали мне в редакции «ГФ».
У компетентных лиц, официально причастных к литературе, я попытался узнать имя-отчество, год и место рождения писателя, чтобы разыскать его через справочное бюро. Однако, никто вышеозначенных сведений о нем
И только после выхода на него по принципу «язык до Киева доведет», я узнап, что разыскать писателя можно было «не отходя от кассы» — в редакции «ГФ».
И все же, наиболее полные биографические сведения о Войновиче я почерпнул из «Справок об авторах» в прозаическом сборнике «Утопия и антиутопия XX века», случайно попавшем мне в руки:
Владимир Николаевич Войнович. Родился в 1932 году в семье журналиста и учительницы. С 11-ти лет был занят рабоче-крестьянским трудом. Служа в армии, начал писать стихи. Пространство и время первых публикаций — журнал «Новый мир» 1961 — 1967 гг. (две повести и рассказ). В начале 70-х годов публикует за рубежом роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» и выступает в защиту А. Солженицына, что по совокупности приводит к исключению из членов СП в 1974 году и вынужденной эмиграции в 1980 году.
И вот, январь 1991 года. В.Н. Войнович насовсем в Москве.
– К каким выводам Вы приходите и результате сравнения двух периодов своей жизни: доэмиграционного и послеэмиграционного?
– Трудно сказать... До эмиграции я был на 10 лет моложе, поэтому эти два периода – несравнимые величины. Мне гораздо легче судить о моем личном литературно-творческом положении на родине в настоящий момент. Я издаюсь. Много издаюсь. Больше желать нечего. Что касается сравнения прошлого с настоящим, могу сказать только одно: хуже тех времен нету. Тогда мне было противно даже на улицу выходить.
Теперь мне свобода на родине дороже всего. Несмотря на неблагополучное состояние страны, я эту свободу не променяю ни на какие заграничные блага и преимущества.
Наличие заграничного паспорта дает мне возможность беспрепятственно выезжать за рубеж и возвращаться в любое время. Это еще больше укрепляет мое чувство свободы на родине.
– Чувство свободы у писателя неотделимо от чувства творческой свободы. Что Вы можете сказать, в связи с этим, по поводу таких вот строчек из статьи А. Латыниной «Что впереди?» (Л.Г., 23.01.91): «...Боюсь, что никто не поймет, что ценного в другой прозе..., кроме того, что она декларирована как другая» ? Что Вы думаете относительно того, если ли в СССР новая (другая) литература?
– Есть и всегда существовала другая литература. Она, как и обычная, тоже бывает разной: большой и маленькой, хорошей и плохой, традиционной и экспериментальной.
Читатель, рынок и демократия определят в другой литературе достойных и дадут им самостоятельно выжить. Рынка бояться не надо. Исключение составляют некоторые авторы экспериментального направления. Им необходима поддержка. Что касается Запада, то там представители другою искусства отнюдь не прозябают.
– Способна ли современная советская литература компенсировать пустоту, вранье и шовинизм в советском эфире? Способна ли она противостоять возможному подавлению гласности и реанимации цензуры?
– Я отвечаю на эти вопросы положительно, но с оговоркой, что все будет зависеть от политической ситуации в стране. Писатели хотят жить сегодня, а не только посмертно, завтра в своих произведениях.
Надеюсь, что в ближайшее время правительству и кравченкам будет не до писателей и не до их издателей. Но, в любом случае, литература есть более инертная и устойчивая субстанция культуры, нежели пресса и эфир.
Вследствие всего этого, вернуть современную советскую литературу под крыло цензуры практически уже невозможно.
– Вы – член ПЭН-клуба. К какому именно центру Вы принадлежите и знаете ли, что недавно создан московский русский ПЭН-центр клуба?
– Я принадлежу к французскому центру. Сразу после исключения из СП он взял меня под свою защиту путем принятия в свои члены. К московскому центру я отношусь с настороженностью. Переходить в него пока не собираюсь. Во-первых, меня туда никто не приглашал, а во-вторых, центр образован недавно и я еще не могу судить о его составе.
– Какую конкретно ответственность Вы возьмете на себя как член клуба при неблагоприятном влиянии на литературный процесс общественно-политической обстановки. в стране?
– За права человека вообще, а не только писателя, я борюсь уже 30 лет и буду бороться и дальше отнюдь не только в связи с тем, что я – член ПЭН-клуба.
– Ваши творческо-издательские планы?
– Свободно писать и публиковаться — вот мои планы, осуществляющиеся пока не вполне... Издают меня широко, но недостаточно. Отнюдь не желая, чтобы мои книги пылились на полках магазинов, я за такую насыщенность рынка, при которой всегда можно СПОКОЙНО купить любую книгу любого автора.
Это ненормально, когда очень посредственное по внешнему виду и качеству бумаги издание моего романа «Москва 2042» номинальной стоимостью 6,5 рублей продается: в переходах по 15 рублей.
– Не считаете ли Вы, что Ваше возвращение может не оправдать себя, в связи с попытками «завинтить гайки»?
– Я верю в необратимость процессов.
– Каковы причины Вашего выхода из «Апреля»?
– Я не хочу, чтобы мой выход выглядел враждебно, тем более, что я в «Апрель» по-настоящему никогда и не входил. Просто обронил как-то А. Приставкину: давай, мол, вступлю... Этим дело и закончилось.
Мне не нравится, что «Апрель» потенциально является вторым СП: они за что-то там все борются и никак не могут оторваться от литфонда. Главная же причина – желание быть независимым. Я имею на это право и возможности!
На этом я счел задание редакции выполненным и поблагодарил Владимира Николаевича за интервью.
В тот же день мне посчастливилось приобрести в книжном магазине вышеупомянутый сборник «Утопия и антиутопия XX века» (Москва, «Прогресс», 1990) за номинальную стоимость 8 рублей и с нагрузкой а виде журнальчика «Спутник» за 1 рубль 20 копеек. Половину объема сборника занимает роман Войновича «Москва 2042».
Несколькими часами позже этот же сборник под ценником с цифрой «20» я увидел на лотке в переходе. Приятно было сознавать, что сэкономлено 10 рублей 80 копеек.
|
|